Каталог статей, рассказов, стихов
Главная » Статьи » Мои статьи |
"НИКА". Первая часть трилогии "ТУЗ ПИК".
«НИКА».
Памяти друга, Николая Седёлкина, посвящается. ![]() И вот он явился мне. В том самом костюме, в каком его хоронили, как всегда, гладко выбритый и аккуратно причесанный, но нестерпимо печальный. Часы за его спиной показывали половину первого ночи. Григорий сидел на стуле возле моей тахты и ждал, когда я его замечу. Как ни странно, но я знал во сне, что Григорий мертв, а значит, не может находиться подле меня, если, конечно, не хлынет назавтра дождь, и если не по мою грешную душу его прислали. — Не бойся, я не за тобой, — догадался Гриша о моих мыслях. Голос у него был донельзя усталый. — Я нуждаюсь в твоей помощи, Вася. — Но ты же умер! — вырвалось у меня. — Да, поэтому и нуждаюсь в твоей помощи. Он поднялся со стула и прошелся по комнате, словно раздумывая, продолжать ли разговор или прервать визит. Сутулился он еще сильней, чем при жизни. Я вдруг почувствовал, до чего ему тяжко и первым прервал молчание: «Что ты хочешь, чтобы я сделал?» — Я не отдал Виктору долг, тридцать гривен, — сказал он. — Это очень меня тяготит. Я ведь знаю, как Вик в них нуждается, но без меня денег он не получит. Гриша и после смерти оставался удивительно щепетильным. — Деньги у моей девушки, Кати, в ее квартире. Мы к ней сходим сейчас, я отдам тебе долг и больше не побеспокою тебя. — Поздновато, вроде. Я вновь взглянул на часы. Теперь они показывали без двадцати шести час. Время и во сне продолжало двигаться. — У меня не будет другой возможности, а никому другому Катя не отдаст деньги, — вздохнул Григорий. Скрытность Григория по части амурных дел была известна не менее, чем его щепетильность в отношении денег, и не раз становилась притчей во языцех, особо - женских. Так что об интимной жизни товарища мы знали не больше, чем о цветении яблонь на Марсе, и имя Гришиной пассии я услыхал сегодня впервые. — Так что ты предлагаешь все-таки? Поехать к ней? — доперло до меня как до Марса. — Вдвоем? — Она еще не знает, что я... что меня нет, — объяснил Григорий страдальчески.— Газет она не читает, с нашим кругом не связана, а я говорил ей, что уезжаю в командировку на недельку: не хотел отрываться от проекта. Я кивнул понимающе. «Обидно!» - Вырвалось у меня. — Да, очень, - согласился Григорий. — Но я верю, что Вы довершите начатое, что не отступитесь..... — Мы не отступимся, — поклялся я, как над гробом. И, спохватившись, что мы отвлекаемся от главной темы момента, попытался свалить в кусты: «Я-то тебе зачем? Скажешь ей, что забежал на минутку, страшно спешишь...» — Я тебе должен передать деньги, — напомнил Григорий, — и до первых петухов должен успеть вернуться ТУДА. У меня не так много времени, Василий. Идем. Я с детства знал, что даже во сне никуда не надо ходить с покойниками, но Григорий так внятно изложил мне свою проблему! Да и звал меня он не в запредельные дали, а на квартиру своей здравствующей любовницы. Поэтому я оделся с быстротой срочника, и мы вышли в ночь. Заметив наши одинокие фигуры, крейсировавшее в поисках пассажиров такси развернулась, и устремилось за нами. — Возьмем? — предложил я. — А у тебя есть монета? — Ни копейки, сам знаешь. Если только у тебя... — Мне Вы не положили кошелек в гроб, — сострил Григорий и похлопал себя по карманам новенького, ни разу ненадеванного костюма. Костюма, который он, видимо, приобрел к свадьбе. "Дьявольская штука - превратность судьбы", — подумал я тоскливо и махнул таксисту рукой. — Оплатим из Викторовых, — заявил я категорично. — А я потом доложу. Таксист нам попался не из общительных, это радовало. Врубив погромче магнитофон, начиненный какой-то попсовой дрянью, он знай крутил баранку. Таксист, как и Катя, не принадлежал к нашему кругу, тоже, наверное, газет не читал и не заметил, что один из нас - труп. Он даже согласился подождать нас под домом Кати, предусмотрительно заручившись залоговым документом - моим военным билетом, оказавшемся, по счастью, в кармане джинсов. В Катином подъезде было хоть глаз коли, и я скорее почувствовал, чем увидел, каким напряженным становится Григорий с каждой ступенькой приближения к любимой. — Откроешь дверь, — коротко, хрипло инструктировал он. — Если она спит, тем лучше. Шкаф — справа от двери в комнату... — А ты? — У меня не хватит энергии, — Выдохнул он. Талантом взломщика природа начисто меня обделила. Даже собственный мой замок не всегда меня слушался, - из-за чего я взял в привычку держать окна открытыми, - с Катиным же возился я до тех пор, пока не разбудил обитателей квартиры. Они, надо думать, изрядно перетрухнули. Потому что мужской голос, рявкнувший изнутри "Кто там?!" звучал подчеркнуто грозно. — Катя дома? — ответил я первое, что пришло на ум. — Я-те, бля, щас покажу Катю! — озверело пообещали изнутри. — Щас пальну, бля, из двустволки! Инстинкт самосохранения не изменил мне даже во сне. Я отпрянул за Гришу. Как-никак, пуля-дура была ему не страшна, Выглядел же он телом нормальной, пуленепробиваемой плотности. В этом я убедился, когда водила такси срезал повороты. — Слышь, Гриша, пошли отсюда! — убеждающе зашептал я другу. — Я тридцатник Вику со своей получки отдам! Будет же у меня когда-то получка! Григорий молчал, прислушиваясь к звукам за дверью. Там шла приглушенная перебранка. Вероятно, проснулась Катя и теперь убеждала хахеля не производить лишнего шума. Это обнадеживало, но не успокаивало. — Линяем! — решительно призвал я. — Мне из-за тридцатки под бок к тебе перебираться облом! Последнюю фразу я ляпнул, конечно же, сгоряча, под влиянием инстинкта самосохранения, но именно она и вывела Гришу из ступора. Гриша повернул ко мне свое узкое, со впалыми щеками и тонким носом лицо, пристально поглядел на меня и произнес внятно, почти жестко: "У меня не будет другой возможности". И я наконец-то уразумел, что сюда привел нас не долг Виктору, а Гришино неимоверное желание еще раз увидеть возлюбленную. "Бедняга! — подумал я с жалостью. — Лучше б ему было до этого не дожить!" Он, собственно, и не дожил, но на беду свою отпросился каким-то образом с того света, чтобы после смерти познать горечь измены. Участие к другу придало мне храбрости. В эти мгновения я с такой силой ненавидел и Катю, и ее вооруженного кобеля, что с радостью надраил бы морды обоим. Однако, нас разделяла дверь. На ней я и оторвался. Более не заботясь об общественном спокойствии, я пнул дверь ногой и заорал: "Катя! Это Гриша к тебе! Арсентьев! Ему надо сказать тебе пару слов!" — Не шуми, — одернул меня Григорий. Он как был, так и остался истинным джентльменом. В квартире тихо, хотя и раздраженно посовещались, и женский голос спросил тревожно: "Кто Вы такой?" И тогда Гриша разверз уста. — Это я, Катя, — произнес он негромко. — Извини, что так поздно, но я очень спешу. — На самолет опаздывает! — солидарно встрял я. Мужской голос еще бубнил что-то протестующее, но женщина повозилась с засовами, и дверь таки отворилась. Я увидел круглое в конопушках лицо, одутловатое со сна, золотисто-рыжие волосы и зеленый халат. Катя недоверчиво нас разглядывала. — Это еще что за хамло? — спросила она Григория, указав на меня движением подбородка. — Мой друг, — представил меня Григорий. — Зайди, — разрешила она. Убрала цепочку, и мы оказались в стандартнейшей прихожей стандартной квартиры на Выселках. Позади Кати, загораживая собой дверь в комнату, застыл мужик лет пятидесяти - в майке и полосатых пижамных брюках. Вместо обещанной винтовки он сжимал в руках швабру. Но сжимал по-боевому, в полной готовности нанести урон агрессору. Меня это мигом расположило к нему: большинство мужиков и его лет, и моложе принялись бы панически набирать 02, еще пока я ковырялся ключом в замке. Этот же или жены боялся пуще бандитов, или был ветераном партизанской войны в какой-нибудь из стран Африки. — Мой дядя, — догадалась познакомить нас Катя. И я тут же с облегчением ей поверил: фамильные черты свидетельствовали о правдивости ее слов. — Дядя Леня прилетел из Новосибирска, на недельку буквально. Я так жалела, что Вы не совпадете! — Она смотрела на Григория, как будто подозревала что-то неладное. (Или она изредка читала газеты?). — Дядя Леня, это Гриша, мой жених, я тебе о нем говорила. — Я бы этому жениху ноги пообломал! — буркнул дядя Леня непримиримо. — Он что, всегда посреди ночи народ баламутит? Мода у него такая? — Извините, — мельком глянув на дядю Леню, повторил Григорий. — Я очень спешу, а деньги, командировочные... Я их забыл прошлый раз у Кати, в кармане моего пиджака, Дядя Леня - все еще со шваброй наизготовку - грозно поворотился к племяннице, но Катя лишь пожала розовыми плечами и шмыгнула мимо него в комнату. — На кухню проходите! — пропела она оттуда. — Дядя Леня, ты чайник не затруднишься поставить? — Не надо, не надо! — торопливо запротестовал Гриша. - Нас такси ждет. — Подождет! — откликнулась безмятежно Катя. По-видимому, несмотря на поздний час, она решила принарядиться, чтоб на должном уровне провести встречу будущих родичей. Нас с Гришей это никак не устраивало. — Мы за него потом не расплатимся! — рубанул я правду-матку. — Нам итак на такси из командировочных брать придется! — Очень жаль, — лицемерно посочувствовала Катя. — Потому что твои деньги, Гришенька, я потратила. Когда дядя Леня приехал. Надо ж было встретить по-человечески, а у меня ни копья. Я раздраженно уставился на Григория: реакция таксиста на наше появление пред ним без "капусты" застила мой внутренний взор. — Ну, ни фига себе! — начал я, возмущенный наглой безмятежностью Кати, но дядя Леня прервал рванувшуюся из глубин моего сердца тираду. — Дам я Вам на такси, — прогудел он. — На самолет не дам - сам не сыром в масле катаюсь, а на такси наберу, — и, все еще при швабре, прошагал в комнату. — Да разберусь я как-нибудь с Виктором, — попытался я занять неловкую паузу. — Спасибо, — ответил Гриша, хотя едва ли вник в смысл мной обещанного. Он неотрывно глядел на дверь, за которой прихорашивалась его любовь. — Катя!— не выдержал он, — я могу опоздать... —Ну, так и опоздай! — легкомысленно мурлыкнула его дура. — В кои-то веки дядя Леня из такой дали приехал! Можешь ты хоть раз в жизни пожертвовать ради меня своей работой? Прямо клин светом на ней сошелся! — Свет клином, — поправил я по инерции. При мысли о первых петухах и таксисте меня начинало подташнивать. Катю грубость моя ничуть не задела. Я для Кати не существовал. Она выплыла из комнаты - в платье из блестящей материи, в туфлях на каблуках, на ходу скалывая на затылке роскошную свою гриву, - и кокетливо улыбнулась Григорию: "Остаешься?" Он покачал головой. Он глядел на нее с восхищением и тоской, и это ее обескуражило. — Почему ты так на меня смотришь? — спросила она недовольно. — Ты так смотришь, как будто не в командировку едешь, а резидентом разведки за бугор. Можешь ты мне прямо сказать, что все-таки происходит? — Я соскучился по тебе, — прямо сказал Григорий. — Рада слышать! — с королевской непринужденностью ответствовала она. — И все же, друг мой, ты темнишь! Ты пришел за деньгами, среди ночи, с каким-то хамом! Не означает ли все это, что мы расстаемся навек? Неужели я так страшна, чтобы бежать от меня под покровом тьмы? — Я не бегу от тебя, — с трудом ответил Григорий. — Я - наоборот... Катя скорчила презрительную гримасу. Положительно, эта крошка ставила себя как женщину на высоту Эвереста. Все ее повадки прямо-таки вопили о том, что она оказывает непомерную честь тем смертным, до которых нисходит. Мне она такой чести не оказала, чем и сохранила во мне трезвого аналитика. А поскольку я не только аналитик, но и карикатурист, то манеры Марии Антуанетты из вороньей слободки вызвали во мне желание запечатлеть их сперва в памяти, а потом - на бумаге. И это неважно, что красотка мне только снилась! Профессионализм взял верх даже над инстинктом самосохранения, и я не помнил о своей роли Антивергилия до тех пор, пока малышка не приблизилась к Грише с явным намерением обнять его. Попытка эта стойла ей полцарственности. Она прямо-таки отпрыгнула от Григория, и, борясь с вцепившимся в подсознание ужасом, залепетала: «Какой ты холодный! А еще от чая отказываешься! Нет, и слушать ничего не хочу! Дядя Леня!» Дядя Леня сосредоточенно пересчитывал гривны. Он был, видимо, из породы сибирских куркулей. Да и племянница по части жлобства дяде не уступала. Так мне показалось, во всяком случае, - как аналитику. — Вот! — объявил дядя Леня, протягивая Григорию деньги. Он отрывал их от своей - святая святых! - утробы, о чем свидетельствовал весь облик его в эту торжественную, почти что роковую, минуту. Он стоял перед Гришей как генерал, вызвавшийся самолично прикрыть отход своих войск на неподготовленную позицию. — Благодарю Вас, — вежливо ответил Григорий. Он взялся за самый край пачки и осторожно потянул ее к себе. Пачка не подалась. Я вспомнил, что с энергией у Гриши хреново и рванулся ему на выручку. — Спасибо, очень выручили,— затарахтел я, пожимая все никак не оскудевающую руку дающую. — Но если мы еще немного задержимся, то, боюсь, этого нам не хватит и придется еще раз Вас побеспокоить... — И выдернув-таки пачку из куркульской клешни, принялся теснить Гришу к двери. Он же все таращился на свою Катю, эту розовую куклу с гипертрофированным представлением о собственной значимости. — Бежим! — подстегнул я его. — После поговорим, в машине! "Если она еще ждет нас", — подумал я тут же о своем военном билете. По счастью, таксист не сообразил загнать мой военный билет врагам державы, хотя вполне мог бы мне перепортить все сколько-то литров крови. Таксист стоял у машины, уперев руки в бока, и задрав голову, обозревал высотку. Во всем доме горели три или четыре окна, и водила силился вычислять, за которым отсиживаемся мы. Продолжение следует... | |
Просмотров: 588 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |