"НИКА". Первая часть трилогии "ТУЗ ПИК". - Мои статьи - Каталог статей, рассказов, стихов - ПТИЦЫ СЕВАСТОПОЛЬСКИХ БЕРЕГОВ

Пятница, 26.04.2024, 14:55

Меню сайта

Форма входа
Категории раздела
Поиск
Наш опрос
Друзья сайта
Статистика
Приветствую Вас Гость | Register now | Log in

Каталог статей, рассказов, стихов

Главная » Статьи » Мои статьи

"НИКА". Первая часть трилогии "ТУЗ ПИК".
 
«НИКА».

Памяти друга, Николая Седёлкина, посвящается.

Ника Мне приснился мой друг Григорий, гроб с телом которого три дня тому я самолично сопровождал на кладбище. Григорий умер внезапно, за рабочим столом, от прободной язвы. Он был очень ответственным человеком и, даже почувствовав себя скверно, ни за что не соглашался, чтобы ему вызвали "скорую". Мы это сделали все же, но - поздно, за что и кляли себя потом на чем свет стоит. Лично меня угнетало не только то, что Григорий умер, но тот факт, что умер он исключительно бездарно: его не стало, а проект творчески-коммерческого союза, за который он, можно сказать, отдал жизнь, остался незавершенным.
И вот он явился мне. В том самом костюме, в каком его хоронили, как всегда, гладко выбритый и аккуратно причесанный, но нестерпимо печальный. Часы за его спиной показывали половину первого ночи. Григорий сидел на стуле возле моей тахты и ждал, когда я его замечу.
Как ни странно, но я знал во сне, что Григорий мертв, а значит, не может находиться подле меня, если, конечно, не хлынет назавтра дождь, и если не по мою грешную душу его прислали.
— Не бойся, я не за тобой, — догадался Гриша о моих мыслях. Голос у него был донельзя усталый. — Я нуждаюсь в твоей помощи, Вася.
— Но ты же умер! — вырвалось у меня.
— Да, поэтому и нуждаюсь в твоей помощи.
Он поднялся со стула и прошелся по комнате, словно раздумывая, продолжать ли разговор или прервать визит. Сутулился он еще сильней, чем при жизни.
Я вдруг почувствовал, до чего ему тяжко и первым прервал молчание: «Что ты хочешь, чтобы я сделал?»
— Я не отдал Виктору долг, тридцать гривен, — сказал он. — Это очень меня тяготит. Я ведь знаю, как Вик в них нуждается, но без меня денег он не получит.
Гриша и после смерти оставался удивительно щепетильным.
— Деньги у моей девушки, Кати, в ее квартире. Мы к ней сходим сейчас, я отдам тебе долг и больше не побеспокою тебя.
— Поздновато, вроде.
Я вновь взглянул на часы. Теперь они показывали без двадцати шести час. Время и во сне продолжало двигаться.
— У меня не будет другой возможности, а никому другому Катя не отдаст деньги, — вздохнул Григорий.
Скрытность Григория по части амурных дел была известна не менее, чем его щепетильность в отношении денег, и не раз становилась притчей во языцех, особо - женских. Так что об интимной жизни товарища мы знали не больше, чем о цветении яблонь на Марсе, и имя Гришиной пассии я услыхал сегодня впервые.
— Так что ты предлагаешь все-таки? Поехать к ней? — доперло до меня как до Марса. — Вдвоем?
— Она еще не знает, что я... что меня нет, — объяснил Григорий страдальчески.— Газет она не читает, с нашим кругом не связана, а я говорил ей, что уезжаю в командировку на недельку: не хотел отрываться от проекта.
Я кивнул понимающе. «Обидно!» - Вырвалось у меня.
— Да, очень, - согласился Григорий. — Но я верю, что Вы довершите начатое, что не отступитесь.....
— Мы не отступимся, — поклялся я, как над гробом. И, спохватившись, что мы отвлекаемся от главной темы момента, попытался свалить в кусты: «Я-то тебе зачем? Скажешь ей, что забежал на минутку, страшно спешишь...»
— Я тебе должен передать деньги, — напомнил Григорий, — и до первых петухов должен успеть вернуться ТУДА. У меня не так много времени, Василий. Идем.
Я с детства знал, что даже во сне никуда не надо ходить с покойниками, но Григорий так внятно изложил мне свою проблему! Да и звал меня он не в запредельные дали, а на квартиру своей здравствующей любовницы. Поэтому я оделся с быстротой срочника, и мы вышли в ночь.
Заметив наши одинокие фигуры, крейсировавшее в поисках пассажиров такси развернулась, и устремилось за нами.
— Возьмем? — предложил я.
— А у тебя есть монета?
— Ни копейки, сам знаешь. Если только у тебя...
— Мне Вы не положили кошелек в гроб, — сострил Григорий и похлопал себя по карманам новенького, ни разу ненадеванного костюма. Костюма, который он, видимо, приобрел к свадьбе. "Дьявольская штука - превратность судьбы", — подумал я тоскливо и махнул таксисту рукой.
— Оплатим из Викторовых, — заявил я категорично. — А я потом доложу.
Таксист нам попался не из общительных, это радовало. Врубив погромче магнитофон, начиненный какой-то попсовой дрянью, он знай крутил баранку. Таксист, как и Катя, не принадлежал к нашему кругу, тоже, наверное, газет не читал и не заметил, что один из нас - труп. Он даже согласился подождать нас под домом Кати, предусмотрительно заручившись залоговым документом - моим военным билетом, оказавшемся, по счастью, в кармане джинсов.
В Катином подъезде было хоть глаз коли, и я скорее почувствовал, чем увидел, каким напряженным становится Григорий с каждой ступенькой приближения к любимой.
— Откроешь дверь, — коротко, хрипло инструктировал он. — Если она спит, тем лучше. Шкаф — справа от двери в комнату...
— А ты?
— У меня не хватит энергии, — Выдохнул он.
Талантом взломщика природа начисто меня обделила. Даже собственный мой замок не всегда меня слушался, - из-за чего я взял в привычку держать окна открытыми, - с Катиным же возился я до тех пор, пока не разбудил обитателей квартиры. Они, надо думать, изрядно перетрухнули. Потому что мужской голос, рявкнувший изнутри "Кто там?!" звучал подчеркнуто грозно.
— Катя дома? — ответил я первое, что пришло на ум.
— Я-те, бля, щас покажу Катю! — озверело пообещали изнутри. — Щас пальну, бля, из двустволки!
Инстинкт самосохранения не изменил мне даже во сне. Я отпрянул за Гришу. Как-никак, пуля-дура была ему не страшна, Выглядел же он телом нормальной, пуленепробиваемой плотности. В этом я убедился, когда водила такси срезал повороты.
— Слышь, Гриша, пошли отсюда! — убеждающе зашептал я другу. — Я тридцатник Вику со своей получки отдам! Будет же у меня когда-то получка!
Григорий молчал, прислушиваясь к звукам за дверью. Там шла приглушенная перебранка. Вероятно, проснулась Катя и теперь убеждала хахеля не производить лишнего шума. Это обнадеживало, но не успокаивало.
— Линяем! — решительно призвал я. — Мне из-за тридцатки под бок к тебе перебираться облом!
Последнюю фразу я ляпнул, конечно же, сгоряча, под влиянием инстинкта самосохранения, но именно она и вывела Гришу из ступора. Гриша повернул ко мне свое узкое, со впалыми щеками и тонким носом лицо, пристально поглядел на меня и произнес внятно, почти жестко: "У меня не будет другой возможности".
И я наконец-то уразумел, что сюда привел нас не долг Виктору, а Гришино неимоверное желание еще раз увидеть возлюбленную.
"Бедняга! — подумал я с жалостью. — Лучше б ему было до этого не дожить!"
Он, собственно, и не дожил, но на беду свою отпросился каким-то образом с того света, чтобы после смерти познать горечь измены. Участие к другу придало мне храбрости. В эти мгновения я с такой силой ненавидел и Катю, и ее вооруженного кобеля, что с радостью надраил бы морды обоим. Однако, нас разделяла дверь. На ней я и оторвался. Более не заботясь об общественном спокойствии, я пнул дверь ногой и заорал: "Катя! Это Гриша к тебе! Арсентьев! Ему надо сказать тебе пару слов!"
— Не шуми, — одернул меня Григорий. Он как был, так и остался истинным джентльменом.
В квартире тихо, хотя и раздраженно посовещались, и женский голос спросил тревожно: "Кто Вы такой?"
И тогда Гриша разверз уста.
— Это я, Катя, — произнес он негромко. — Извини, что так поздно, но я очень спешу.
— На самолет опаздывает! — солидарно встрял я.
Мужской голос еще бубнил что-то протестующее, но женщина повозилась с засовами, и дверь таки отворилась. Я увидел круглое в конопушках лицо, одутловатое со сна, золотисто-рыжие волосы и зеленый халат.
Катя недоверчиво нас разглядывала.
— Это еще что за хамло? — спросила она Григория, указав на меня движением подбородка.
— Мой друг, — представил меня Григорий.
— Зайди, — разрешила она. Убрала цепочку, и мы оказались в стандартнейшей прихожей стандартной квартиры на Выселках. Позади Кати, загораживая собой дверь в комнату, застыл мужик лет пятидесяти - в майке и полосатых пижамных брюках. Вместо обещанной винтовки он сжимал в руках швабру. Но сжимал по-боевому, в полной готовности нанести урон агрессору. Меня это мигом расположило к нему: большинство мужиков и его лет, и моложе принялись бы панически набирать 02, еще пока я ковырялся ключом в замке. Этот же или жены боялся пуще бандитов, или был ветераном партизанской войны в какой-нибудь из стран Африки.
— Мой дядя, — догадалась познакомить нас Катя. И я тут же с облегчением ей поверил: фамильные черты свидетельствовали о правдивости ее слов.
— Дядя Леня прилетел из Новосибирска, на недельку буквально. Я так жалела, что Вы не совпадете! — Она смотрела на Григория, как будто подозревала что-то неладное. (Или она изредка читала газеты?).
— Дядя Леня, это Гриша, мой жених, я тебе о нем говорила.
— Я бы этому жениху ноги пообломал! — буркнул дядя Леня непримиримо. — Он что, всегда посреди ночи народ баламутит? Мода у него такая?
— Извините, — мельком глянув на дядю Леню, повторил Григорий. — Я очень спешу, а деньги, командировочные... Я их забыл прошлый раз у Кати, в кармане моего пиджака,
Дядя Леня - все еще со шваброй наизготовку - грозно поворотился к племяннице, но Катя лишь пожала розовыми плечами и шмыгнула мимо него в комнату.
— На кухню проходите! — пропела она оттуда. — Дядя Леня, ты чайник не затруднишься поставить?
— Не надо, не надо! — торопливо запротестовал Гриша. - Нас такси ждет.
— Подождет! — откликнулась безмятежно Катя.
По-видимому, несмотря на поздний час, она решила принарядиться, чтоб на должном уровне провести встречу будущих родичей. Нас с Гришей это никак не устраивало.
— Мы за него потом не расплатимся! — рубанул я правду-матку. — Нам итак на такси из командировочных брать придется!
— Очень жаль, — лицемерно посочувствовала Катя. — Потому что твои деньги, Гришенька, я потратила. Когда дядя Леня приехал. Надо ж было встретить по-человечески, а у меня ни копья.
Я раздраженно уставился на Григория: реакция таксиста на наше появление пред ним без "капусты" застила мой внутренний взор.
— Ну, ни фига себе! — начал я, возмущенный наглой безмятежностью Кати, но дядя Леня прервал рванувшуюся из глубин моего сердца тираду.
— Дам я Вам на такси, — прогудел он. — На самолет не дам - сам не сыром в масле катаюсь, а на такси наберу, — и, все еще при швабре, прошагал в комнату.
— Да разберусь я как-нибудь с Виктором, — попытался я занять неловкую паузу.
— Спасибо, — ответил Гриша, хотя едва ли вник в смысл мной обещанного. Он неотрывно глядел на дверь, за которой прихорашивалась его любовь.
— Катя!— не выдержал он, — я могу опоздать...
—Ну, так и опоздай! — легкомысленно мурлыкнула его дура. — В кои-то веки дядя Леня из такой дали приехал! Можешь ты хоть раз в жизни пожертвовать ради меня своей работой? Прямо клин светом на ней сошелся!
— Свет клином, — поправил я по инерции. При мысли о первых петухах и таксисте меня начинало подташнивать.
Катю грубость моя ничуть не задела. Я для Кати не существовал. Она выплыла из комнаты - в платье из блестящей материи, в туфлях на каблуках, на ходу скалывая на затылке роскошную свою гриву, - и кокетливо улыбнулась Григорию: "Остаешься?"
Он покачал головой. Он глядел на нее с восхищением и тоской, и это ее обескуражило.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она недовольно. — Ты так смотришь, как будто не в командировку едешь, а резидентом разведки за бугор. Можешь ты мне прямо сказать, что все-таки происходит?
— Я соскучился по тебе, — прямо сказал Григорий.
— Рада слышать! — с королевской непринужденностью ответствовала она. — И все же, друг мой, ты темнишь! Ты пришел за деньгами, среди ночи, с каким-то хамом! Не означает ли все это, что мы расстаемся навек? Неужели я так страшна, чтобы бежать от меня под покровом тьмы?
— Я не бегу от тебя, — с трудом ответил Григорий. — Я - наоборот...
Катя скорчила презрительную гримасу. Положительно, эта крошка ставила себя как женщину на высоту Эвереста. Все ее повадки прямо-таки вопили о том, что она оказывает непомерную честь тем смертным, до которых нисходит. Мне она такой чести не оказала, чем и сохранила во мне трезвого аналитика. А поскольку я не только аналитик, но и карикатурист, то манеры Марии Антуанетты из вороньей слободки вызвали во мне желание запечатлеть их сперва в памяти, а потом - на бумаге. И это неважно, что красотка мне только снилась! Профессионализм взял верх даже над инстинктом самосохранения, и я не помнил о своей роли Антивергилия до тех пор, пока малышка не приблизилась к Грише с явным намерением обнять его. Попытка эта стойла ей пол­царственности. Она прямо-таки отпрыгнула от Григория, и, борясь с вцепившимся в подсознание ужасом, залепетала: «Какой ты холодный! А еще от чая отказываешься! Нет, и слушать ничего не хочу! Дядя Леня!»
Дядя Леня сосредоточенно пересчитывал гривны. Он был, видимо, из породы сибирских куркулей. Да и племянница по части жлобства дяде не уступала. Так мне показалось, во всяком случае, - как аналитику.
— Вот! — объявил дядя Леня, протягивая Григорию деньги. Он отрывал их от своей - святая святых! - утробы, о чем свидетельствовал весь облик его в эту торжественную, почти что роковую, минуту. Он стоял перед Гришей как генерал, вызвавшийся самолично прикрыть отход своих войск на неподготовленную позицию.
— Благодарю Вас, — вежливо ответил Григорий. Он взялся за самый край пачки и осторожно потянул ее к себе. Пачка не подалась. Я вспомнил, что с энергией у Гриши хреново и рванулся ему на выручку.
— Спасибо, очень выручили,— затарахтел я, пожимая все никак не оскудевающую руку дающую. — Но если мы еще немного задержимся, то, боюсь, этого нам не хватит и придется еще раз Вас побеспокоить... — И выдернув-таки пачку из куркульской клешни, принялся теснить Гришу к двери. Он же все таращился на свою Катю, эту розовую куклу с гипертрофированным представлением о собственной значимости.
— Бежим! — подстегнул я его. — После поговорим, в машине!
"Если она еще ждет нас", — подумал я тут же о своем военном билете.
По счастью, таксист не сообразил загнать мой военный билет врагам державы, хотя вполне мог бы мне перепортить все сколько-то литров крови. Таксист стоял у машины, уперев руки в бока, и задрав голову, обозревал высотку. Во всем доме горели три или четыре окна, и водила силился вычислять, за которым отсиживаемся мы.

Продолжение следует...


Категория: Мои статьи | Добавил: pilgrims (07.12.2009)
Просмотров: 719 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]